Я всё продолжаю говорить о Лермонтове - короле и принце Высокого Слога.
Для начала нового разговора, который обещает быть весьма и весьма длинным, привожу очередную цитату из "Княгини Лиговской".
"Лизавета Николавна велела горничной снять с себя чулки и башмаки и
расшнуровать корсет, а сама, сев на постель, сбросила небрежно головной
убор на туалет, черные ее волосы упали на плеча; - но я не продолжаю
описания: никому не интересно любоваться поблекшими прелестями, худощавой,
тонкой, жилистой шеею и сухими плечами, на которых обозначались красные
рубцы от узкого платья, всякий, вероятно, на подобные вещи довольно
насмотрелся"
Современный человек, конечно же, может подумать, что это говорится о сорокалетней женщине (тем более, что Нагурова представляется нам именно как "стареющая красавица"), однако речь идёт о двадцатипятилетней (!) девушке. Тут сразу вспоминается Пушкин, Пиковая дама:
"Графиня стала раздеваться перед зеркалом. Откололи с неё чепец, украшенный розами; сняли напудренный парик с её седой и плотно остриженной головы. Булавки дождём сыпались около неё. Желтое платье, шитое серебром, упало к её распухшим ногам. Германн был свидетелем отвратительных таинств её туалета; наконец, графиня осталась в спальной кофте и ночном чепце: в этом наряде, более свойственном её старости, она казалась менее ужасна и безобразна"
Вы видите особую разницу в описании? Она есть, но она не велика - и там и там бывшие красавицы, чья молодость ушла, а они и не заметили.
Но всё же, что мы видим в этих строках? Сейчас я имею ввиду Лермонтова. Отцветшую, поблекшую красоту, не более того. Перелистываем страницы, читаем дальше и сталкиваемся чуть ли не с могильным холодом - с бесконечной волчьей тоской той, которая отцвела.
Жалкое зрелище.
И тут же можно вспомнить госпожу Рассудину из чеховского рассказа "Три года", изумительно циничную тётку, которая и будучи даже по современным меркам вполне зрелой бабой, не опускала белые ручки и не лила слёз по своему "цветению". Почему? Потому что цвела она не ярко и горела ровным светом.
Молодость коротка, очень коротка, и делать на неё ставки глупо. Всё рано или поздно заканчивается, но, увы, не моментальной почтенной старостью, а долгим периодом увядания, во время которого приходится очень тяжко тем, кто поставил на молодость и остался в дураках.
Появляются первые морщины и уходят первые поклонники. В какой-то момент оказывается, что фраза Пушкина "А девушке в семнадцать лет какая шапка не пристанет" подходит исключительно семнадцатилетним девушкам и для того, чтобы выглядеть по меньшей мере пристойно, уже надо как следует поломать голову. Слова Лазаря из "Свои люди сочтемся" Островского "В рассуждении шляпок или салопов - не будем смотреть на разные дворянские приличия, а наденем какую чудней!" тоже теряют свою актуальность, потому что "чудить", оказывается, имеют право только молодые и задорные. И даже если ты молод душой, тебе всё равно придётся жить "как положено", потому как в ином случае ты будешь осмеян. Короткая юбчонка и яркий макияж, острые красные коготки и колготки в сеточку - всё то, что на молоденькой девочке выглядит соблазнительно и притягательно, сорокапятилетнюю женщину превращает в ряженую обезьяну. Канареечные штаны и десять проколов в ухе простительны юной красавице, но от взрослой женщины общество с холодным спокойствием требует хорошего вкуса и чувства такта.
Сколько раз вы видели на улице, в кафе, в театре стареющую красавицу, которая так и не поняла, что произошло? Яркая, пёстрая одежда, массивная бижутерия, блестящие туфельки со стразами, колготки, открывающие ноги в сетке синеватых вен. Нет, я не имею ввиду весёлую энергичную тётку, которая прекрасно осознает, что ей далеко не двадцать лет и при этом спокойно носит молодежную одёжку. Я всячески одобряю тех, кто живёт на полную катушку до глубокой старости.
Но я говорю о стареющей красавице. О той, кто постарела... и не поверила в это.
Вы все видели её - одетую пышно и смешно, желающую, страстно желающую восхищенных мужских взглядов и готовую принимать за них даже взгляды насмешливые. Вы все видели её - всегда в компании молодых людей и девушек, изо всех сих старающуюся быть "своей". Вы видели, как судорожно цепляется она сухими лапками за ускользающую молодость и вместе с ней красоту, как чурается своих сверстников, какие немыслимые попытки делает для того, чтобы получить ещё хотя бы немножко этого наркотика - молодого огня.
Бравый солдат умел превращать старое в молодое и старательно обучал этому тонкому искусству поручика Лукаша:
"Если, к примеру, пес старый и седой, а вы хотите продать его за годовалого щенка или выдаете такого дедушку за девятимесячного, то лучше всего купите ляпису, разведите и выкрасьте пса в черный цвет -- будет выглядеть как новый. Чтобы прибавилось в нем силы, кормите его мышьяком в лошадиных дозах, а зубы вычистите наждачной бумагой, какой чистят ржавые ножи. А перед тем, как вести его продавать, влейте ему в глотку сливянку, чтобы пес был немного навеселе. Он у вас моментально станет
бодрый, живой, будет весело лаять и ко всем лезть, как подвыпивший член городской управы"
Смех смехом, но порой потуги стареющей красавицы выглядят именно таким образом - она готова даже напиваться вместе со своими молодыми друзьями - лишь бы быть "с ними заодно".
Вот только эффект этот, увы, недолговечный, как и в случае с собаками он позволяет только совершить акт продажи, после которого покупатель остаётся один на один со своей покупкой. Но если в случае с собаками продавец успевал унести ноги раньше, чем покупатель прозревал, то в случае с женщинами продавец и товар это одно лицо. И расплата наступает очень быстро.
Не дай бог ещё, когда профессия стареющей красавицы напрямую была связана с её красотой. Это необычайная по своей силе боль, быть опытным специалистом и видеть, что твоя работа уплывает из твоих рук в цепкие ручки молодой дурочки, которая не имеет ничего кроме... как же больно! - кроме молодости.
Что же приходит вместе с неизбежным угасанием? Я отвечу просто - приходит озлобление. Стареющая красавица в какой-то момент понимает, что её обманывали с самого детства, рассказывая, что красивое лицо это уже половина дела. Ей говорили "ты прекрасна", рассказывали про главное женское оружие и женское предназначение, но не сообщили главного - всё проходит, пройдет и это. И если к своим сорока, пятидесяти годам ты не создала соответствующую материальную и моральную базу, то, скорее всего, ты останешься с носом. Обманута.
А кто виноват? В глубине души стареющая красавица прекрасно понимает, что в сущности никто не виноват и "так вышло", но виноватым чувствовать себя не любит никто.
И... и понеслась. Она кусает себя за хвост и кусает за пальцы, разбивает зеркало и ненавидит каждую девочку, которую природа наградила хотя бы самой неброской красотой.
А потом... а потом ещё и климакс. В качестве, так сказать, контрольного выстрела. И остаётся боль и злость, боль и злость от собственного бессилия.
Незавидна участь стареющей красавицы! Той самой, которая отказывается принимать самоё себя как оно есть. "Вспрыски" молодой крови - молодые мужья и поклонники оживляют лишь на время, которое заканчивается так же быстро, как закончилась молодость. Время, время, оно играет не на руку угасающей красоте, но красавица в очередной раз закрывает уши руками "я не хочу, не хочу думать о том, что будет после" и бросается в объятия молодого любовника.
И ведь хуже нет, когда стареющие красавицы сбиваются в стаи. На каждого вошедшего мужика смотрели они с вожделением как на потенциального мужа, в каждой женщине моложе тридцати лет видели конкурентку.
А ещё у нас была тётка сорока лет с небольшим хвостиком, замужняя, имеющая взрослого сына и далеко не красавица. Зато она была весёлой и заводной, с удовольствием носила короткие платьица и высокие каблуки, хохотала над каждой шуткой и всегда имела толпы поклонников.
Потому что людей притягивает в первую очередь не злость и с трудом сдерживаемая агрессия одинокой самки, а добрая улыбка и весёлый нрав.
Но... те мои стареющие красавицы так этого и не поняли. А потому...
А потому всё это суета сует.
Закончить хочу словами из старой-доброй песни (автор, кажется, Андрей Петров):
У природы нет плохой погоды,
Ход времен нельзя остановить.
Осень жизни, как и осень года,
Надо, не скорбя, благословить.
В осени своё очарование. Своё удивительное, воздушное очарование. Оценить прелесть и красоту женщины старше, ну, скажем, сорока лет, можно без особого труда. А вот остаться прекрасной и в шестьдесят, семьдесят лет, это ещё надо уметь. Надо уметь как минимум принимать свой возраст и любить свои года. Иначе... Посмотрите на Людмилу Гурченко. Это один из самых страшных примеров постаревшей красавицы, не желающей принять свои года как данность. Бывшая всенародная любимица превратилась в обезьянье чучело и героя анекдотов. И в то же время посмотрите на Бриджит Бардо, которая на год старше Гурченко и однако же находит в себе смелости быть женщиной, не боящейся собственных лет. Первая окончательно потеряла все человеческие черты в обмен на искусственную гладкость кожи, а вторая... вторая просто остаётся женщиной и француженкой.
(с)V